Прирожденная фикция

На экранах мира и сразу же на видеокассетах практически одновременно появились три фильма – "Криминальное чтиво", "Прирожденные убийцы" и "Убийственная Зоэ", в создании которых принимал участие тридцатиоднолетний Квентин Тарантино. Еще два года назад его дебют "Бешеные псы" (Reservoir Dogs – проще говоря, "Псы с водокачки"), поначалу пролежавший год на полке, потом вызвал фурор среди критиков, особенно в Европе.
Триумфальное признание новой работы Квентина Тарантино "Криминальное чтиво" (Pulp Fiction) тоже состоялась в Старом Свете, на Каннском фестивале 1994 года, где, кажется, привыкли уже ничему не удивляться. Тарантино смог обойти даже считавшегося фаворитом Никиту Михалкова с "Утомленными солнцем", кажется, уже державшего в руках "Золотую пальмовую ветвь", но упустившего ее и сразу же оскорбившегося за всю Россию. Легко увидеть в фактах награждения призами Канна последних лет происки американцев и благожелательно настроенных по отношению к ним режиссеров – председателей жюри или дирекции фестиваля. Но ведь такие лауреаты, как "Шальные" Дэвида Линча, "Секс, ложь и видео" Стивена Содерберга, "Бартон Финк" братьев Коэнов, наконец "Криминальное чтиво" Квентина Тарантино, действительно являются новаторскими произведениями, существенно меняющими представления о современном кинематографе, находящемся вот уже 30 лет, по мнению Владимира Дмитриева, в постоянном кризисе. Позволю себе ссылку на устное замечание того же Дмитриева (может быть, он и сам выскажет его в печати), считающего, что "Криминальное чтиво", безусловно, новое слово в киноискусстве, такое кино, которого мы еще не видели.

А грандиозный успех ленты Тарантино в американском прокате (ему не помешал даже опередивший Оливер Стоун с фильмом "Прирожденные убийцы" по сценарию Квентина Тарантино) подтвердил и хитрый расчет молодого режиссера, усвоившего уроки скромных коммерческих результатов "Бешеных псов", и его кинематографическую прозорливость, интуитивное угадывание того, что будет модным сегодня и завтра. Кажется, с момента появления "MASH" Роберта Олтмена в 1970 году ни одна из награжденных в Канне лент, включая и американские, например, "Таксист" Мартина Скорсезе (одного из любимых режиссеров Тарантино), не имела такого зрительского ажиотажа. Некоторые завистливые к чужой славе зрители стали обвинять режиссера и продюсеров в искусственном разжигании скандала и намеренном преувеличении подлинных кассовых сборов. Выяснилось, что в эстетизации насилия картину обвиняли те, кто вовсе ее не видел. А в залах раздавался дружный хохот публики, мгновенно почувствовавшей, что к фильму Квентина Тарантино нужно относиться, как к  "криминальной фикции". Еще на прессконференции в Канне режиссер, отвергая упреки в кровавости ленты, с язвительной улыбкой удивления переспросил: "А где вы видели кровь? Это же томатный сок!".

Расхождения Тарантино со Стоуном (стало известно, что молодой режиссер упрекал своего старшего коллегу в искажении первоначального замысла и даже требовал изъять свою фамилию из титров готовой картины) лежат не только в области конфликта поколений. Спор вызван и не одними лишь разногласиями по поводу кинематографической моды – и Михалков, старающийся подчеркнуть чеховскую атмосферу подмосковных усадеб в сталинскую эпоху террора, и Стоун, насытивший фильм многими цитатами и сознательно превративший действие в настоящую зрелищную мешанину, кажутся на удивление старомодными. Хотя бы из-за того, что все равно не могут избежать идеологического или мессианского посыла, хотят быть ироничными судьями, пророками или вставшими над схваткой интеллигентами ари­стократического происхождения, пекущимися о нравственности всей нации.

Квентин Тарантино поражает творческими и стилевыми изысканиями, меняя события местами, в пролог, помещая сцену из середины действия, а в третьей новелле давая ее продолжение – и один из героев, гангстер Винсент Вега (блестящая роль Джона Траволты, разрушающего свое привычное амплуа и миф о красавце-танцоре-любовнике), убитый в начале второго часа повествования, как ни в чем не бывало, появляется в кадре и уходит в финале, слегка пританцовывая, еще не будучи сраженным пулей. Режиссер манипулирует своими героями словно марионетками, ведет себя с ними, как ребенок с куклами, готовый, несмотря на нежную любовь к ним, однажды разобрать на части. Он воспринимает жесткую и кровавую реальность как "прирожденную фикцию", что-то привидевшееся в дурном сне или увиденное на кассете в каком-нибудь третьеразрядном боевике о мотоциклистах, терроризирующих обывателей американского городка в провинции. Названный французскими критиками "синефагом" (пожирателем фильмов), Квентин Тарантино относится и к типично американской традиции гангстерского кино (а после "Крестного отца" Френсиса Копполы и "Однажды в Америке" Серджио Леоне уже невозможно на данном этапе снимать что-либо серьезно-философское и эпическо-романтичное о мафии и отдельных бандитах), как к километрам целлулоидного выдуманного зрелища, пище для пустого времяпрепровождения, своеобразному наркотику, позволяющему забыться и унестись в далекую страну Небывалию. Тарантино – не кто иной как современный Питер Пен.